Стать грамотным

Й.Хейзинга, «Homo Ludens». Рецензия на книгу.

Март 23, 2016 / Отзывы, рецензии / Комментарии: 0

Homo Ludens, рецензия на книгуКультурология – наука сравнительно молодая. Первые вузовские учебники по этой дисциплине появились только в середине 90-х гг. прошлого века. Еще несколько лет потребовалось для того, чтобы «развести» преподавание культурологии и мировой художественной культуры, хотя перекос в этой области сохраняется и по сей день.

Культурология – дисциплина, которая интегрирована с другими областями гуманитарного и общественного знания: социологией, политологией, философией, историей и др. Специализированных кафедр по культурологии в российских вузах пока немного. Ученая степень кандидата и доктора культурологии также пока еще является редкостью.

Зато задним числом в культурологи записали многих видных деятелей отечественной культуры, в том числе и покойных, — академика Д.С.Лихачева, историка А.М.Панченко, главу Тартусской научной школы Ю.М.Лотмана и др. Кроме иронической улыбки такая практика ничего другого не вызывает.

Западному научному миру термин «культурология» не слишком понятен. Но среди западных ученых также немало тех, кого к культурологии можно «пристегнуть» задним числом. Среди них – голландский мыслитель Й.Хейзинга с его главным трудом – книгой «Homo Ludens», один из основоположников игровой концепции происхождения культуры. Сегодня многие готовы признать, что именно с Хейзинги началась культурология.

Он ушел из жизни в феврале 1945-го года, уморив себя голодом в знак протеста против нацистской оккупации, вскоре после освобождения из концентрационного лагеря, где содержался в качестве заложника. Вырос в очень религиозной семье. Однако прививка формальной религиозностью прошла бесследно. Был абсолютным гуманитарием и полиглотом, знал восемь языков. Затем увлекся историей. Его не случайно называли «рассказывающим историком». Теорию он терпеть не мог. На первый план в истории Хейзинга вывел не даты и события, а уклад жизни того или иного народа. Позднее этот уклад назовут ментальностью. Серьезные историки никогда не воспринимали Хейзингу в качестве коллеги, считая, что ему не хватает именно серьезной методологической базы. Он никогда не брался за то, что его не увлекало, работал без спешки и суеты. Уже при жизни его воспринимали как одного из духовных и интеллектуальных лидеров своей страны. После смерти Хейзинга и вовсе стал культовой, знаковой фигурой ХХ века. В этой посмертной канонизации его вины, конечно, нет.

Книга «Homo Ludens» была написана в 1938-м году. Писалось автору хорошо, только иногда отвлекали домочадцы. На русский язык ее перевели достаточно поздно, только несколько десятилетий спустя, на волне гласности, перестройки и демократизации. Предыстория написания выглядит следующим образом. Хейзинга председательствовал в Лиге Наций. На одном из заседаний он обратил внимание на одну жеманную даму. Она изо всех сил пыталась казаться очень культурной и осведомленной. А на самом деле играла в эрудированного человека. Хейзинга задался вопросом: бываем ли мы когда-нибудь естественными? А что если вся культура есть та или иная форма игры? Появилась необходимость дать определение самой игре.

Хейзинга разработал такое определение. Согласно ему, игра является родом занятий, что совершается по обязательным правилам, согласно принципу добровольности, в границах места и времени, имеющим цель в себе самом и несущим чувства радости и освобождения. Всякие требования материальной пользы и необходимости, предъявляемые к игре извне, несут разрушительное начало.

Цель, какую ставил Хейзинга, — сделать понятие игры частью понятия «культура». Для этого игру следовало воспринимать как целостный феномен. Он не социологизировал игру и не склонен был видеть в ней проявление биологической сущности человека. Задачу культуролога он видел в том, чтобы показать не только явный смысл игры, но раскрыть ее тайные пружины.

Хейзинга не связывал существование игры с какой-либо ступенью развития культуры или с формой развития мировоззрения. Однако несомненно, что игра трансформировалась и эволюционировала, причем не в лучшую сторону.

На протяжении двенадцати глав Хейзинга рассматривает наличие и умаление игрового элемента в состоянии культуры определенного временного отрезка – от античности до начала ХХ века. Аристотель определил человека как «политическое животное» или «zoon politicon». В средние века человек стал уничижительно восприниматься в качестве «твари Божьей» — Homo Dei. В эпоху Возрождения Леонардо да Винчи за многообразие дарований был назван «человеком универсальным» (Homo Universale), а через него это определение перешло и на человека как такового. В более прозаическую эпоху Нового времени человеку отказали в универсализме, да и сами универсальные фигуры почти перестали встречаться,  и стали называть Homo Faber – «человек производящий». Самое, пожалуй, знаменитое определение было дано человеку мыслителями эпохи Просвещения – Homo Sapiens. XIX столетие породило «человека экономического» — Homo economicus. А затем ХХ век с его социальными и политическими катаклизмами, утратой нравственных ориентиров и единого культурного пространства.

Игру несложно обнаружить в культуре всех времен и народов. Следовательно, как гласит один из промежуточных выводов Хейзинги, потребность в игре является одной из коренных потребностей душевной жизни человека.

Древние ритуалы, обряды инициации, элементы музыки и танца – здесь зачатки игры. Таким образом, игра предшествует культуре, игра творит культуру – именно этот тезис Хейзинга берется доказывать. Агон или состязательность был краеугольным камнем всей древнегреческой культуры. В честь богов проводились различные игры, куда не допускались женщины.

Лишь одной области знаний Хейзинга отказал в наличии игрового начала. Имя ей – наука. Суров Хейзинга и по отношению к времени, в котором ему довелось жить. Он определяет его как идеологическую неразбериху, где всё перемешалось, и отличать игру от ее противоположности скоро не будет никакой возможности. Поэтому Хейзинга вводит критерий этической ценности при оценке того или иного культурного (игрового) явления. При этом он ясно понимает ненадежность и зыбкость подобного критерия, поскольку этические нормы тоже имеют тенденцию к девальвации и изменчивости с течением веков.

Хейзинге пришлось разграничить понятия игры и спорта. К ХХ веку игра превратилась в спорт, сделалась спортом. В чем их принципиальная разница? В игре победа не была самоцелью, в спорте она таковой стала. В игре принимали участие любители, спорт – явление более профессиональное. «Победа любой ценой» — так можно определить мир спорта. Отсюда – использование допинга, т.е. «игра не по правилам».

Безусловно, с научной точки зрения игровая концепция Хейзинги никакой серьезной критики не выдержит. Но то же самое можно сказать и о концепции искусства как сочетании аполлонического и дионисийского начал в книге Ф.Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Дело в том, что философия и культурологическая мысль ХХ века уже не системны, а эссеистичны. Некоторые сочинения можно читать с любой страницы без ущерба для восприятия общего смысла – его восприятие в любом случае затруднено. В случае с книгой Хейзингой авторская мысль хоть и понятна, но носит спорный характер. Хейзингу легко поймать на противоречиях. Но не будем забывать – мы имеем дело с переводной литературой. Всегда есть возможность обратиться к первоисточнику при условии хорошего владения языком оригинала.

Хейзинга не пытается ничего доказать – он только рассказывает. Такая позиция тоже может быть квалифицирована как антинаучная. Пророчество Хейзинги относительно уменьшения игрового начала в культуре последующих столетий (странное выражение – со смерти Хейзинги прошло всего 75 лет) не сбылось уже сейчас – телевизионное пространство заполонили различные шоу, выступления политиков напоминают злое озорство, ведущие новостей позволяют себе оговорки и неприличные жесты и др. Играть меньше не стали – играть стали больше. Всё дело в том, что жажду до зрелищ утолить сравнительно легко, но насытить невозможно.

Парадоксально то, что создав принципиально новый и плодотворный метод, сам Хейзинга не смог воспользоваться им в полной мере – уже при анализе первобытного общества метод сбоит, не работает. Возможно, здесь сыграло свою негативную роль и то обстоятельство, что Хейзинга являл тип кабинетного культуролога. Он сидел на одном месте и мало куда ездил. Мир он знал исключительно по книгам.

У Хейзинги нет достаточной информированности в выбранной области. Требование наличия ссылок на источники просто игнорируется, тогда как традиция ссылок на источники берет начало еще в III тысячелетии до н.э. Впрочем, не слишком притязательный читатель в претензии как раз не будет – для него интерес от прочитанного важнее научности подхода. Забавно, что как бы отместку со стороны академических ученых на Хейзингу тоже никто не ссылается, и никто не цитирует. Т.е. на самом деле цитируют, но не закавычивают. Бьют мнимого коллегу его же оружием.

Хейзинга находится у истоков европейского постмодернизма. Его опыт, так или иначе, учтен испанским философом Х.Ортега-и-Гасетом в работах «Дегуманизация искусства» и «Восстание масс» — на уровне мысли о том, что жизнь выдающихся людей, членов элиты, почти всегда протекает в игровой сфере, а сама игра призвана противостоять пошлости и обыденности человеческого существования.

Современный человек по-прежнему может быть назван «человеком играющим». В еще большей степени, чем прежде. Он мало к чему относится серьезно, кроме, разве что, своего здоровья и уровня доходов. Массовая культура продолжает оказывать свое пагубное, растлевающее действие на индивидуальное сознание и на дух целой нации. И этот, насаждаемый ею, дух несерьезности, та игра, в которую вовлечено человечество, грозит стать для него последней игрой.

Автор рецензии — Павел Николаевич Малофеев

Коллекция готовых сочинений

Добавить комментарий