Стать грамотным

Кейс про Эдипа

Сентябрь 9, 2015 / Литература / Комментарии: 0
Эдип и Антигона

Антоний Бродовский. «Эдип и Антигона» , 1828 год

История, рассказанная древнегреческим драматургом Софоклом и получившая в его версии название «Эдип-царь», благополучно пережила свое время и своего автора, шагнув в последующие эпохи – вплоть до настоящего времени. Она неоднократно была предметом подражаний и пародий, вариаций и интерпретаций. В чем же причина столь длительного и неослабевающего успеха к вымышленным персонажам и условной коллизии сюжета?

Из всех трех великих драматургов греческой античности – наряду с Эсхилом и Еврипидом – Софокл был первым, кто завел речь о подвластности каждого человека ударам судьбы и беспощадного рока. Причем не имеет абсолютно никакого значения, чем занимается человек, какого он возраста и пола – рок всеведущ и вездесущ. От того, что предначертано, человеку не убежать и не скрыться, какие бы отчаянные попытки он ни предпринимал. Можно лишь отсрочить неизбежную развязку, но не предотвратить ее.

Истоки интереса к сюжету, рассказанному Софоклом, следует искать в динамике исканий человеческого духа. Античную эпоху сменило мрачное средневековье, когда мифологию вытеснила религия. Культ природы сменился культом бога. От человека требовалось не спорить, не сомневаться, а уверовать всем сердцем в религиозные догматы. Затем – эпоха Возрождения с ее культом человека-творца и верой в его неограниченные возможности. Еще позднее – Просвещение с его культом разума. Наконец, рубеж веков – XIX-XX, когда появляются серьезные сомнения в возможности переустройства мира на разумных началах, когда рациональная философия уступает место иррациональной, когда интеллектуалы Европы и России подпадают под влияние Ницше и Шопенгауэра. В это же время знаменитый австрийский врач-психиатр, создатель особого направления в психологии – психоанализа – З.Фрейд – возрождает интерес к трагедии Софокла и дает собственную оригинальную трактовку понятия «эдипов комплекс». Он предлагает понимать под ним бессознательное влечение ребенка (мальчика) к матери и ненависть к отцу как к сопернику. Можно посетовать на излишнюю сексуализацию толкования Фрейда, но отмахнуться от его версии уже невозможно – она имеет огромное количество приверженцев по всему миру.

В середине ХХ века чрезвычайно модным было течение французского экзистенциализма, представители которого – Ж.П.Сартр и А.Камю – тоже нередко обращались к античной символике и тематике, стараясь на античном материале решить волновавшие их вопросы абсурда, заброшенности, отчужденности, одиночества, жизни и смерти, идентичности человека самому себе.

Приступая к комплексному анализу истории царя Эдипа, необходимо задаться вопросом общего порядка – какова роль недостаточности информации при принятии того или иного решения?

Чуть позднее философии возникла наука логика, изучающая мышление и его законы. Цель формальной логики (так ее называют, чтобы отличать от математической) – отделение правильных форм мышления от неправильных, способствовать верным выводам и умозаключениям. Когда о том или ином человеке говорят нечто вроде того, что «он поступил логично», то подразумевают – поступил ожидаемо и предсказуемо для окружающих.

Однако при помощи логики можно предусмотреть десяток или сотню житейских случаев, тогда как на самом деле их количество значительно больше. Фрейд как раз и взялся доказать, что каждый человек является существом бессознательным. В нем, под внешней оболочкой приличий, манер, морали и этикета, всегда находится нечто иррациональное, стихийное, заставляющее поступать вопреки ожиданию окружающих. Более того – даже сам человек не всегда бывает в состоянии объяснить, почему он сделал именно тот шаг, а не этот; произнес совершенно другие слова, а не те, что были бы логичны и уместны в конкретной ситуации.

Нужно учитывать и то обстоятельство, что люди, жившие во времена, описанные Софоклом, были далеко не хозяевами своих судеб. Их подстерегали опасности, болезни, лишения, стихийные бедствия. Образно выражаясь, пуповина, связывающая человека с природой, к тому времени еще не была окончательно перерезана. Именно поэтому человек тщательно продумывал каждый свой шаг, прислушиваясь и присматриваясь к внешним знакам. Он был суеверен и много не понимал, а потому – боялся. Здесь кроются корни возникновения религии как социального феномена. Потому что как можно освободиться от терзающих тебя страхов? Вынести их вовне своей души, материализовать. Так и появились идолы, истуканы, позднее – иконы. Вера – материализованный страх. Дельфийский Оракул, который играет судьбоносную роль в пьесе Софокла, тоже является плодом первобытной психологии.

Многое коренится в области психологии. В наше время от так называемых экстрасенсов тоже отбоя нет, некоторые телевизионные каналы до сих пор выдают им явный карт-бланш. И пусть большинство этих деятелей – шарлатаны, и не более того, но кто даст гарантию, что Пифия, прорицавшая судьбу при Дельфийском оракуле, не относилась к этой же породе? Ведь самое главное в подобном занятии – сохранять хладнокровие и невозмутимость в любой ситуации, если приходится лгать – то делать это хорошо поставленным голосом. И тогда уже не поверить в предсказания будет чрезвычайно трудно.

Когда информации нет или ее явно недостаточности – выбор человека тоже невелик. Он либо поступает наобум и напролом, на свой страх и риск, надеясь на «авось» и Госпожу Удачу, либо откладывает решение на потом, либо отказывается действовать.

Правители – люди, не вполне принадлежащие себе. Они определяют судьбы целых народов и государств. На них смотрят, их любят или ненавидят, им подражают. Они – публичные люди. Каждое слово, каждое решение требует осмысленности и продуманности. Таков отец Эдипа Лай. Но и он находится во власти предрассудков, и он верит в слова жрецов. Вера эта слепая. Не возникает ни тени сомнений в том, что пророчество может быть ложным. Мог ли Лай поступить иначе? Вряд ли. Он – заложник времени и века, сын своей эпохи. Как истинный правитель, он уже успел вкусить от власти и ни за что не хочет с нею расставаться. Потому и столь жестоко и радикально его решение – избавиться от собственного сына. Боится он не столько смерти от его руки, сколько именно потери власти, хотя и сам себе в этом не решается признаться.

Трагедия Софокла – не только о власти судьбы, но и об игре случая. Младенец Эдип случайно избавлен от мученической кончины, потому что его пожалел пастух. Повзрослевший юноша случайно убивает собственного отца в результате дорожной свары. Во многом случайно Эдипу открывается полная правда: не будь эпидемии чумы, поразившей город, где он стал царем, возможно, так и пребывал бы он в счастливом неведении, а пастух-спаситель, уже бывший в преклонных годах, вскоре покинул бы сей бренный мир, и правда навсегда была бы похоронена вместе с ним.

Впрочем, наверно, Софокл отказался бы признавать за случаем столь важную роль. Ведь за цепью случайностей ему уже в те далекие времена виделась закономерность: судьбу человека решает не он сам, и даже не боги, поскольку они тоже подвержены ударам судьбы. Вездесущий Рок – вот вершитель всех судеб. Именно он и управлял судьбой Эдипа, подверг его жесточайшему испытанию, но оставил жить и мучиться. Это даже страшнее самоубийства – жить с осознанием вины, когда ты уже бессилен что-либо изменить, всё уже свершилось.

Вслед за Лаем наступает очередь Эдипа делать выбор – покориться судьбе или сделать отчаянную попытку избежать уготованного жребия. Эдип выбирает второе. Но его беда – все тот же недостаток информации, точнее, ее лживость. Он считает своими родителями царя Коринфа и его жену, тогда как они родители приёмные.

Самый интересный и вместе с тем неблагодарный вопрос при разборе трагедии Софокла – могли события начать развиваться по другому сценарию? И если да, то по какому именно? Здесь мы вступаем в область предположений и гипотез. Два момента определяют ход рассуждений. Во-первых, события в трагедии полностью вымышленные. Во-вторых, они отделены от нас толщей веков, и за этим огромным временным промежутком разглядеть что-либо просто не представляется возможным. Из XXI века достаточно просто критически подходить к анализу любой эпохи, но этот анализ будет заведомо ущербным, потому что мы не жили в ту эпоху, не находились в тех ситуациях, и делать какие-либо выводы просто не имеем морального права.

И все-таки предположим иной вариант развития событий, описанных Софоклом. По первому сценарию, Лай, отдавший приказание пастуху об умерщвлении сына, просто обязан был проконтролировать, исполнен ли его приказ в точности, либо в дело вмешались такие элементарные человеческие чувства, как жалость и сострадание к младенцу, который еще и жить-то не начал, и вины на нем никакой нет, кроме того, что он появился на свет. Но ведь его рождения желали сами родители! По крайней мере, до рокового предсказания. Так вот, проконтролируй Лай лично или с помощью слуги исполнение приказа – Эдип просто не остался бы в живых, и никакого продолжения трагедия не имела, точнее – не произошло бы никакой трагедии, кроме той, что предан был на растерзание зверям и птицам ни в чем не повинный ребенок.

По другому сценарию, Эдип, странствующий по белу свету, мог просто молча стерпеть и не затевать кровавую свару со случайно встреченными им путниками в колеснице. Тем более, не убивать их, а пригрозить оружием и отпустить восвояси. Тогда Лай остался бы в живых. Так что дело либо в  скверном характере Эдипа, либо в том, что так на роду было написано. К тому же, пусть и уважая выбор фиванского народа, Эдип не мог не задуматься о том, что берет в жены женщину гораздо старше себя. Он был вправе отказаться от такого «подношения», если бы не чтил древние обычаи.

Выстроить этот сюжет с самого начала без трагической развязки не представляется возможным. Вернее, разумеется, это возможно, но исключительно с позиции человека нашего времени, считающего, что и Татьяна Ларина зря не согласилась на адюльтер с Евгением Онегиным, и что Толстой зря «умертвил» князя Андрея Болконского, а недотепу Пьера Безухова оставил жить и поживать.

Итак, Лай и его жена не вняли словам оракула, оставили сына при себе. Он вырос, Лай состарился, потом одряхлел и умер. Эдип сел на его место, правил долго и счастливо. Не было у него никакой необходимости странствовать по свету в поисках лучшей доли, разгадывать загадки Сфинкса, спасать соседей от этого страшного чудовища, лишать себя зрения. Выражаясь словами Гоголя, не жизнь, а «полное беспроисшествие».

Другой вариант, с сохранением той же завязки сюжета, что у Софокла – ребенка велено умертвить. Ребенок остается жив усилиями пастуха, отдается в Коринф на усыновление, но вырастает человеком, свободным от каких бы то ни было предрассудков. И на все страшные предсказания в свой адрес лишь звонко смеется. Он проводит всю сознательную жизнь в стенах Коринфа и никогда не узнает, кто же на самом деле его родители, ибо старый пастух уносит эту тайну с собой в могилу. Либо же проговаривается перед самой смертью. Тогда взволнованный не на шутку Эдип спешит в Фивы, но уже не застает своего настоящего отца в живых – тот тоже скончался в преклонных годах. Зато происходит его воссоединение с матерью. Оба плачут от счастья и обретения друг друга спустя столько лет.

Таким образом, Софокл написал бы не трагедию, а пьесу с элементами драмы. Но тогда это был бы не Софокл, и его освистали бы афиняне, и он не остался бы в истории тем, каким мы его знаем заочно – талантливым и дерзким новатором для своего времени, намного это самое время опередившим.

Вполне возможно, что современные молодые люди, прочитав трагедию Софокла, иронически заметят: «Небылица! Не могло такого быть! Сами осложняли себе жизнь, тогда как она гораздо проще». И ведь по-своему они будут правы. Кроме одного – полного непонимания конкретной исторической эпохи. Когда словам придавали куда большее значение, чем сейчас, и когда доверчивость людей не знала границ.

Павел Николаевич Малофеев

Коллекция готовых сочинений

Добавить комментарий