О необходимости этики в литературе
Мироощущение древних греков было уникальным. Они дорожили всем в этом мире – и высоким, и низким. Более того – подобного деления не существовало вообще. Итальянские гуманисты эпохи Ренессанса попытались возродить античное отношение к миру и человеку, но преуспели только отчасти. А вот эпоха Просвещения с ее культом Разума оказалась еще более далека от античных идеалов.
Трактат Н.Буало «Поэтическое искусство» стал настольной книгой своей эпохи, своеобразным руководством к действию для художников-классицистов. Именно здесь мы находим деление литературных персонажей на положительных и отрицательных, на главных и второстепенных, Именно здесь жанры делятся на «высокие» и «низкие» и каждому жанру подобает соответствующий слог.
Соблюдались ли на практике эти теоретические установки? Конечно, нет. Ни один большой художник не в состоянии загнать себя в узкие рамки стиля или жанра. Ломоносов писал не только оды в честь государей, но однажды разродился и довольно фривольной «Одой бороде» — пусть без «низкой» лексики, но на грани того. Современником Ломоносова и его секретарем был Иван Барков, сама фамилия которого стала нарицательной. Он впустил в поэзию кабацкое сквернословие и довольно крепкую порнографию, но сделал это талантливо.
В XIX веке «русский титул» (выражение «е….мать») мастерски использовал Пушкин в одном из немногих своих чисто философских стихотворений – «Телега жизни». Матерную лексику культивировал на русской почве прочно забытый сегодня Александр Полежаев, автор пародийной поэмы «Сашка».
Наконец, такие деятели Серебряного века как Владимир Маяковский и Сергей Есенин также не чурались «низких» слов. В ответ же на упреки критиков-эстетов Есенин, например, заметил, что «нет нечистых слов – есть нечистые понятия». И дал понять, в свою очередь, что только от автора зависит, какие слова брать в дело, какая лексика нужна ему, чтобы максимально донести свою позицию до автора.
А вот к концу ХХ века, особенно с гласностью, перестройкой и отменой цензуры рамки прежней морали пошатнулись, если не сказать рухнули. Мат стал звучать со сцены, с экрана, не говоря уж о повседневности. Было от чего схватиться за голову! Так что декларация Буало, относящаяся еще к концу XVII века, в чем-то продолжает быть актуальной.
Конечно, сегодня невозможно поставить сколько-нибудь серьезные препоны искусству – они будут в свою очередь надуманными и искусственными. Художник вправе отображать все жизненные явления, во всем многообразии и полноте. Другое дело – средства, используемые им. И здесь уповать приходится исключительно на внутреннюю цензуру. Ведь сумел же в свое время Л.Толстой, описывая охоту в Отрадном, удержаться от воспроизведения нецензурной реплики графа Ростова в связи с тем, что охотники упустили волка. Удержался, но дал понять! Так что всё дело – в степени таланта и в мере эстетического чутья. Сорваться «в штопор», открыть шлюзы обсценной лексике проще простого. Пройти по краю, остаться в рамках дозволенного, сохранить верность традициям – куда труднее. Выбор – за каждым конкретным автором!
Павел Николаевич Малофеев
