Рецензия на статью Н.Токаревой «Миф, сотканный из истины. Как был написан «Властелин колец»
Рецензия как жанр не умерла. Она по-прежнему востребована. Другое дело, что жанр трансформировался. Неизбежно. В сторону личного мнения рецензента. Начинает он, может быть, и «за здравие», как положено (он ведь знает, как положено!), но уже ближе к середине незаметно съезжает на «себя, любимого». Начинается «вкусовщина» — типа, я такого-то автора, вообще-то, не перевариваю, но меня попросили написать о нем. Или, кто циничнее и честнее, признается в том, что его рецензия – откровенно заказная. Посулили «кругленькую» сумму – вот он и, извиняюсь, из штанов готов выпрыгнуть. Не скрою, писал на заказ и сам. И еще обязательно буду! Только не ради того, чтобы разбить в пух и прах. Если произведение, избранное для рецензирования, не «твоё» — незачем «громить» его. А обращать внимание на бездарностей – тем более. Для них самая лютая казнь – казнь умолчанием. Они всеми силами души стараются обратить на себя внимание, а ты им в ответ – молчание. Невыносимо!
Спору нет, личность рецензента (если, конечно, рецензент – именно личность) не может не сказаться на характере самой рецензии. В стиле, в манере высказываться, в орфографии и пунктуации. Но лучше, если это будет сделано как бы неумышленно.
Кто такая Наталья Токарева, чье имя обозначено в качестве автора рецензируемой статьи? Интернет не дает внятной информации. Самым правдоподобным вариантом является то, что мы имеем дело с дочерью известной писательницы Виктории Токаревой, не нуждающейся в особых представлениях, и первой женой режиссера не менее известного российского Валерия Тодоровского.
Только какое значение имеет вся эта информация? Перед нами – текст статьи. Вот о нем и будем вести речь. С размышлениями и смысловыми параллелями. В конце концов, не вчера и не сегодня пришли в литературоведение конструктивисты, доказавшие, что любой текст может быть интересен и сам по себе, вне связи с контекстом времени и биографией автора.
И здесь с удовольствием отмечаю хороший литературный стиль и легкий слог автора. Информация подается короткими периодами. Нет ничего вымученного, никакой нарочитой «литературщины». По сути, Наталья Токарева берет «героя» статьи – теперь уже всемирно известного английского писателя Д.Р.Толкиена – в своеобразные соавторы, ибо ее статья буквально «прошита» выдержками из тома его писем, изданного в 2004-м году, — то короткими, то более пространными.
Начало статьи Натальи Токаревой, точнее, мысль о том, что любимые книги подобны неиссякаемому роднику, к которому рад припадать вновь и вновь, невольно будит в памяти другую публично озвученную мысль. Она принадлежит русско-американскому классику Владимиру Набокову. Суть ее в том, что хорошую книгу нельзя читать. Парадоксально? О, да! А что тогда можно? А можно только перечитывать. Только тогда нам приоткроются иные уровни прочтения, подтекст и контекст.
Толкиену грех жаловаться на невнимание к себе. Он познал славу живого классика. Причем тоже в классическом варианте – как автор одной книги. Зато какой! Путь его к этой книге был тернист и долог. Длиной почти в четверть века.
Улыбку вызывают гипотетические вопросы в интерпретации Н.Токаревой – «что хотел сказать нам автор?» или «адекватно ли мы его поняли?» Эти вопросы бессмысленны на корню, хотя ответы на них и интересны для не слишком взыскательной публики. В.Высоцкий, не нуждающийся в особых представлениях, одной строкой не самой известной песни ответил всем вопрошающим: «Что имел в виду – то написал». Для контраста просится еще цитата из «Опавших листьев» русского философа Серебряного века В.В.Розанова – о том, что сядешь писать что-то одно – обязательно напишешь что-то другое. И это чистая правда! В творческую лабораторию Д.Р.Толкиена позволяют проникнуть лишь его частные письма. И то лишь отчасти. Никто ведь не находится рядом с творцом, когда он создает будущий шедевр. Да и творцом он себя еще не мыслит, и на шедевр не надеется.
И сама ситуация, в которой Толкиен оказался буквально накануне работы над «Властелином колец», — хуже не придумаешь! И для него лично, и для мира в целом. Но это как раз та ситуация, когда чем хуже – тем лучше. Всё вокруг сходит с ума, рушится, гибнет. По крайней мере, так кажется. А художник – на пике! У него на календаре – Болдинская осень! А все почему? У него Дар. И этим Даром он в состоянии преобразить гнетущую действительность, подняться над бескрылой реальностью, заставить современников отвлечься от братоубийственной войны и поверить в сказку.
Кстати, заголовок анализируемой статьи кажется таким провокационным! «Миф, сотканный из истины». Но странным он покажется лишь тем, кто до сих пор глубоко заблуждается относительно природы мифа, кто не в состоянии встать на точку зрения наших далеких предков. Они же воспринимали миф в качестве абсолютной реальности. Наше же современное сознание подобного мировосприятия не вмещает. Для нашего современника миф – что сказка. А на самом деле самый подходящий аналог мифу – былина. Или быль. Было. Или не было? Поди, разбери! За толщей веков не разглядеть и не разобраться.
Сила творческого воображения способна творить чудеса. Толкиен – не исключение. Он, судя по выдержкам из писем, щедро приводимым в статье Н.Токаревой, так и остался «взрослым ребенком» до конца дней. Не захотел расставаться со сказкой. Более того – поделился ею со всем миром. И мир ответил ему взаимностью и восторгом.
Когда «приходит стих», когда душой овладевает вдохновение, художник, конечно же, не принадлежит себе. Классическое описание такого состояния можно найти у Пушкина, в строках стихотворения «Осень», начиная со строки «И забываю мир…» А в прозе о том же самом свидетельствует Толкиен. Пусть в письмах. Но тем ценнее эти свидетельства. Письма никогда не пишутся в расчете на публикацию. В них – живой голос автора. Им веришь. Им доверяешь. Даже больше, чем готовой беллетристике.
Быть романтиком в ХХ столетии, накануне Второй мировой войны, — своего рода творческий подвиг. Через бытовые невзгоды, через утраты иллюзий – все равно к идеалу! А сам идеал художник романтического склада ищет либо в прошлом, либо в будущем. Для него обращение к фольклору, к сказочному жанру – дело привычное. Там – золотые копи, залежи для вдохновения. Их только разглядеть, огранить и преподнести читателю! Толкиен воспользовался предоставленным шансом сполна.
Настолько, что из написанного двадцатью годами ранее слова «хоббит» вышла книга объемом в 600000 слов (ох, уж мне эти дотошные литературоведы, «могильщики» от литературы – всё-то они дотошно подсчитают!). Треть жизни Толкиена ушла на то, чтобы понять, что за слово он написал. Предполагал ли он такое развитие событий? Едва ли. Нашему поэту Владимиру Маяковскому времени на то, чтобы расшифровать слово «нога», написанное в потемках окурком на папиросной коробке, понадобилось гораздо меньше – он вспомнил, что требуется сравнение – как поэт будет беречь и любить само имя возлюбленной: «как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу». Но из таких «зерен» и получаются подлинные шедевры.
Но даже не это поразительно. Толкиен искренне считал, что он ничего не выдумывал, что не было никаких «мук творчества» и «издевательства над собой». Его вело Вдохновение. Мир, созданный воображением, словно сразу же оживал на бумаге, становился населенным и осязаемым. В этом мире нет и намека не то, что на правду жизни, даже на правдоподобие. Это сказка в «чистом», беспримесном виде. А жажда в таких произведениях у ребятни имеется всегда. Да что там ребятня! Я встречал немало современников и ровесников, уже убеленных сединами, но по-прежнему боготворящих Толкиена и его персонажей. Читатель интуитивно чувствует, где с ним заигрывают, а где игра становится чем-то большим, чем просто игра.
Толкиен не одинок в ощущении себя «проводником», а не писателем. Наверняка подобным чувством вдохновлялись и иудейские пророки, через которых Бог если и не диктовал, то уж совершенно точно вдохновлял их на создание будущей Библии – «книги книг». Владимир Высоцкий, еще будучи студентом, никогда не готовился к экзаменам, признаваясь, что когда он уже находится в аудитории, перед ним открывается дверь, в глубине – доска, а на доске написано готовое решение. Без всякой мистики. Как говорится, хотите – верьте, хотите – нет.
Конечно, Толкиен был подготовлен к созданию главной своей книги – детской влюбленностью в сказки, легенды и мифы, одержимостью древними языками. Но этого мало, если человеку не удается сохранить в себе эти детские увлечения. А Толкиену удалось. Словно о нем говорится в эссе М.Цветаевой «Световой ливень», посвященном на самом деле ее великому современнику и заочному корреспонденту – Б.Пастернаку: если и в двадцать три года чувство удивления и восхищения от мира не проходит, такой человек имеет все права называться Поэтом. Имеет такое право и Толкиен.
Родоначальник жанра фэнтези в мировой литературе настолько тщательно прописывал детали, настолько преуспел в создании нового, эльфийского языка, что проторил путь не одному поколению авторов. Но те, увлекшись деталями, не восприняли главного – боли и гуманизма Толкиена. А он жил и творил именно во имя гуманизма, напоминая среди ужасов войны о том, что есть непреходящие ценности. И даже «маленький человек», классический литературный герой, способен на проявления любви и мужества, сострадания и милосердия.
Да, добро бывает разобщено и слишком уверено в своей правоте. Оно – без кулаков. Зло же, напротив, собирается в стаю и его трудно разбить. Оно способно рождать ответное зло и насилие. Но вечно так продолжаться не может. Ростки добра пробьются даже сквозь тьму. Толкиен верил в это и заражал своей верой других.
Трогательная получилась статья. Искренняя. Как сам профессор Толкиен. Хранитель, а не владелец. Добрый сказочник, а не бездумный балагур-весельчак. Там он нам, потомкам, и дорог. Созданный им мир далек и близок одновременно. Прикоснуться к нему, войти в него под силу каждому из нас. Было бы желание.
Павел Николаевич Малофев
