Даниил Хармс
30 декабря – 110 лет со дня рождения поэта, писателя Д.И.Хармса
(1905-1942)
Советские дети зачитывались «Иваном Топорышкиным» или «Самоваром Иваном Ивановичем». И представить себе не могли, что человек, написавший эти веселые, искрометные вещи, в жизни детей терпеть не мог. И они ему платили, кстати, той же монетой. Впрочем, про Фаину Раневскую тоже рассказывают случай, когда в детском саду ее обступила ребятня, и настолько «достала», что та, сохраняя ласковость, промолвила: «Дети, идите в ж…» Хармс же оставил такую запись: «Травить детей жестоко. Но что-то же надо с ними делать?» О, как же его можно мгновенно возненавидеть после таких откровений!
Никогда не забуду, как кривилось лицо маститого шадринского поэта А.М.Виноградова, когда студенты давали представление по Хармсу, в том числе по его рассказам из жизни Пушкина. Убеленный сединами преподаватель воспринимал и сами исходные тексты, и всё происходящее как злобную пародию, как гнусное издевательство над «солнцем нашей поэзии». Что ж, это было его право…
Хармс уже по обстоятельствам появления на свет не мог оказаться человеком нормальным, заурядным. Наряду с Кафкой, Джойсом, Прустом он стал одним из самых талантливых шизофреников ХХ века. Еще бы – проведи, будучи недоношенным, несколько месяцев в инкубаторе – что потом запоешь? Такие вещи бесследно не проходят.
Как только не интерпретируют происхождение его псевдонима! Кто предлагает читать его задом наперед – как «смрад», а кто – как искаженное слово «храм». Доискаться до правды теперь уже трудно. Так пусть версии остаются версиями. Каждая из них имеет право на существование.
Группа, куда он входил, — одно из последних свободных литературных объединений в Советской России конца 20-х гг. ОБЭРИУТЫ. Они же – Объединение реального искусства. Развернуться им не дали. Уже грянула коллективизация, потом был убит Киров, и маховик репрессий стал неумолимо раскручиваться. Попали под эти жернова и обэриуты. Сгинули почти все. Уцелевший Николай Заболоцкий еще в подвалах Лубянки сошел с ума и потом с огромным трудом приходил в себя. А Хармс погиб от голода в блокадном Ленинграде. Его просто забыли в одной из камер.
Детская поэзия на страницах суперпопулярных тогда журналов «Чиж» и «Ёж» стала для обэриутов, кого уже записали в «попутчики», временной отдушиной, пусть и не окончательным спасением. Им покровительствовал сам С.Маршак.
Всё остальное писалось «в стол» — без всякой надежды на скорую публикацию. В том числе и Хармсом. Был ли он свободен в творчестве? Пытался. Но время накладывало свой страшный отпечаток и на произведения.
Так, в сборнике «Случаи» слова «убил» и «умер» звучат чрезвычайно часто. Настолько часто, что с ними впору свыкнуться. Самый заурядный быт, простейшие уличные и коридорные сцены. Насилие, которое ничем не мотивировано и ничем не оправдано. Так, захотелось или показалось. Ударил по голове – а тот и дуба дал. Например, огурцом. Смешно? Разве что в самом начале. Последний сохранившийся текст Хармса – «Реабилитация» — даже сегодня читать никому не порекомендую. Это уже запредельно. То ли болезнь прогрессировала, то ли война надвигалась, а с ней в душе рос липкий, противный страх быть мобилизованным и убитым.
Те, кто привык отождествлять литературу с «изящной словесностью», от Хармса отшатнутся с брезгливостью и ненавистью. Но те, кто «всеяден», кто понимает, что литература не должна брезговать никаким материалом, прочтут его с неослабным вниманием. О нем сегодня многое снимается и пишется. Защищаются кандидатские и докторские диссертации. Жаль только, что язык там иной раз – для какого-то узкого круга особо «посвященных». Таких же сдвинутых, как сам Даниил Иванович что ли? Так он-то хотя бы был талантлив, а наши современники себя в науке и литературе любят куда больше, чем саму науку и литературу. И это уже гордыня в чистом виде…
Павел Николаевич Малофеев
