Михаил Зощенко
10 августа – 120 лет со дня рождения писателя М.М.Зощенко (1895-1958).
Парадоксально, что «смехачей» (словечко поэта В.Хлебникова) в 20-е годы было немало. Ильф и Петров, обэриуты, Соловьев с его Ходжой Насреддином… А может, и нет в том никакого парадокса. Страна только-только начала приходить в себя после кровопролития гражданской войны. И, как сформулировал уже наш современник – Михаил Задорнов – «когда смешно, тогда не страшно». Вернее, не так страшно.
Другая причина, по которой сатирики и юмористы так «развернулись» — объявление политики НЭПа и восторг обывателей. С «обывательщиной» не на жизнь, а на смерть боролся в стихах Маяковский. Не сдюжил – действительно, поставил точку пули в конце. Ее затягивающую силу исследовал в единственном своем романе – «Зависть» — Юрий Олеша. Некоторые комсомольцы и коммунисты даже стрелялись, посчитав, что дело революции предано. И, конечно же, какие 20-30-е годы прошлого столетия без рассказов Зощенко?
В литературу он пришел почти буквально с передовой. А воевал еще с Первой мировой. Пулям не кланялся. И ранен был, и газами отравлен. Так что, действительно, слишком хорошо знал войну, чтобы о ней писать или чтобы её живописать. Вот и предпочел с головой уйти в бытовую сатиру. И на этом поприще слава его была огромной и заслуженной. Имя Зощенко гремело по всему Союзу. Его не обходили наградами, а если и поругивали в печати – то не разгромно. Основное шельмование и изгнание из литературы было еще впереди.
Он был близок к кругу «Серапионовых братьев» — литературной группировки, практически все участники которой стали известными авторами. В особенности это касается К.Федина и Н.Тихонова. И жаль безвременно ушедших из жизни Л.Лунца и К.Вагинова. Зощенко не потерялся среди стольких талантов. Умел «держать марку».
Долгое время звуковая киносъемка с Зощенко считалась безвозвратно утраченной. До тех пор, пока неутомимый подвижник и звукоархивист Лев Шилов не обнаружил ее в архивных недрах. Зощенко читает рассказ «Расписка». К сожалению, запись резко обрывается и киносъемка тоже отсутствует. Но о манере чтения Зощенко можно получить исчерпывающее представление.
Совершенно уморительные вещи читаются серьезным тоном. Все ритмические паузы соблюдены. Вольно или невольно, но работающие в том же жанре, что и Зощенко, В.Коклюшкин, М.Задорнов, Л.Измайлов, оказывается, копируют его манеру. И то правда – начни, например, рассказывать анекдот, давясь смехом в предвкушении концовки, и «провалишься» с треском.
Нет ни смысла, ни желания описывать расправу с Зощенко и Ахматовой осенью 1946-го года. Страна еще не успела встать из военной разрухи, как Сталин вновь стал, на всякий случай, «закручивать гайки» — как в отношении военных, так и в отношении творческой интеллигенции.
Сказать, что выброшенный и исключенный отовсюду Зощенко вел себя мужественно и достойно – это ничего не сказать. Уже при Хрущеве его попробовали заставить каяться. Не преуспели. Но морально и физически добили. Умирал он тяжело.
В последние годы жизни пытался вернуться в литературу переводами и рассказами о Ленине. Последние производят двойственное впечатление: либо Зощенко сознательно опускается до примитива, либо пишет примитивно нарочито, создавая комический эффект. Этого мы, скорей всего, уже никогда не узнаем.
В мартирологе жертв Советской власти имя Зощенко – не первое и, увы, не последнее. В цензурном комитете сидели далеко не дураки. Они никогда не преследовали бездарностей, зато имели прямо-таки собачий нюх на всё истинное талантливое. И карнали, и запрещали, и клали под сукно. Случай Зощенко – пример того, как можно попасть из князей в грязь. И остаться при этом человеком. Вот за что ему низкий поклон.
Павел Николаевич Малофеев
