Осип Мандельштам
15 января – 125 лет со дня рождения Осипа Эмильевича Мандельштама (1891-1938), русского поэта.
Его ранние стихи, прежде всего, удивляли. Какой-то детскостью, незащищенностью, трогательностью и наивностью задаваемых вопросов.
Возможно, Мандельшам был единственным «чистым» акмеистом среди собратьев – Гумилева, Ахматовой, Нарбута. Только в его стихах словам возвращена первоначальная сила и свежесть, образность и первозданность.
Читать раннего Мандельштама – истинное удовольствие. Как ни странно, часто слышится Тютчев с его предельно трагическим ощущением мира. У Мандельштама этот трагизм еще не на поверхности, в него не хочется верить, как не хочется верить в приход смерти.
«Почему это не я написал?» Такой «червячок» зависти шевельнулся в душе у Николая Гумилева, когда он услышал авторское чтение Мандельштама. Кстати, аппарат под названием фонограф и восковые валики донесли до нас это чтение.
Чтение нарочитое, актерское, торжественное. В этом смысле Мандельштам не оригинален. Его легко спутать с Гумилевым или Кузминым. Что делать – так читал тогда почти весь «серебряный век».
Конечно, Мандельштам был обречен с самого начала. Он до дна испил чашу страданий в 30-е годы, будучи сосланным сначала в Чердынь, затем в Воронеж и сгинув окончательно в пересыльном лагере под Владивостоком. Но вот какая парадоксальная вещь – от века его не оторвать, как он сам и предсказал. И его строки о «кремлевском горце» 1933-го года не были перечеркнуты одой все тому же Сталину, написанной четыре года спустя. Судя по всему, в обоих случаях поэт был искренен. А литературоведы до сих пор ломают голову, как же произошла столь быстрая творческая эволюция…
Николай Чуковский в воспоминаниях о Мандельштаме предсказал, что Мандельштам станет народным поэтом тогда, когда весь народ сделается интеллигенцией. Боже, неужели это было написано всерьез?! Ведь и без того любые стихи обладают определенным культурным порогом для восприятия. Читать, например, без интеллектуальной подготовки Арсения Тарковского или Волошина – пустое занятие. И Мандельштам – в том же ряду. Его стихи непереводимы на «презренный» язык прозы. И это – высшая похвала поэту.
В заметках о Мандельштаме Ахматова отмечала, что настоящее дыхание и размах появились в его стихах тогда, когда он был формально несвободен, отбывая ссылку в Воронеже. И пусть бытовые условия оставляли желать лучшего, и почти никакой работы не было – всё это компенсировалось стихами.
Разговор о Мандельштаме невозможен без разговора о его жене – Надежде Яковлевне. Именно она долгие годы после гибели мужа берегла его архив, а в еще большей степени – хранила в памяти строки его стихов, не решаясь доверить их бумаге. Затем «лед тронулся»: имя поэта реабилитировали, удалось выпустить том стихов в серии «Библиотека поэта», последовали журнальные публикации. И все-таки первый полный Мандельштам вышел за рубежом, что в годы «застоя» случалось нередко. Надежда Яковлевна успела написать «Воспоминания» — хлесткие, пристрастные, обидные для многих современников. Но что толку уличать ее во лжи и предвзятости или сводить запоздалые счеты, как это попыталась сделать их общая знакомица — Э.Герштейн — в своих мемуарах? Проживи такую жизнь и сумей уцелеть – это дорогого стоит! Только объективности, конечно, не ждите. Всем сестрам по серьге достанется…
Всегда ли сам Мандельштам понимал, что пишет гениальные вещи? Конечно, нет. Когда понимал – радовался, как ребенок. По-пушкински. Сквозь частокол его метафор и аллюзий современному читателю трудно продираться. Кожей и нутром чувствуешь – великий поэт. Здравый смысл молчит. Логика тоже. Но поэзия не особо дружит с ними обоими. И пусть Мандельштама так и не запели комсомольцы на улицах, как он наивно предсказывал на допросах в ГПУ, но сбылось другое его предсказание – что-то изменить в составе русской поэзии в результате собственных «наплывов». Что именно – пусть каждый решит для себя. А юбилей – хороший повод насладиться стихами Осипа Эмильевича в очередной раз.
Павел Николаевич Малофеев
