Евангельские и авторские притчи в творчестве Льва Толстого
Наследие Льва Толстого огромно. Он не оставлял пера до последних дней жизни. А прожил этот выдающийся человек 82 года. Полное собрание его сочинений насчитывает более ста томов, включая письма и дневники. В конце жизни Толстой почти перестал писать художественные произведения, отдавая все силы публицистике. И все-таки читателям он дорог именно как художник слова, как автор «Детства» и «Севастопольских рассказов», «Войны и мира» и «Анны Карениной».
Духовная биография Толстого – отдельная тема для разговора. Вплоть до пятидесятилетнего возраста он оставался атеистом, в чем неоднократно признавался. Затем происходит перелом в сознании. Впрочем, именно в этом возрасте многие из нас по-настоящему приходят к Богу. Молодость проходит в поисках себя, своего места в жизни, складывается круг общения, приходит экономическая самостоятельность, появляется собственная семья. И только с годами начинаешь понимать, что надо не суетиться по пустякам, а заниматься любимым делом, что надо нести людям добро, спокойствие и свет – то, чего не хватает во все времена.
Обосновавшись в родовом имении Ясная Поляна, Толстой развернул обширную просветительскую деятельность. Была открыта школа для крестьянских детей, где граф Толстой преподавал сам. Он не гнушался тяжелым физическим трудом. И, конечно, из-под его пера продолжали выходить новые художественные произведения.
Отношение Толстого к тому христианству, что сложилось за множество веков, было отрицательным. Церковь очень далеко ушла от первоначального христианства. «Отцы церкви», священники и богословы вольно или невольно, но сделали многое, чтобы исказить учение Христа. Вся страстная натура Толстого восставала против этого.
Признавая Библию первоисточником, Толстой предостерегал против того, чтобы читать эту книгу от корки до корки, да еще в юном возрасте. Дело в том, что Ветхий завет довольно сильно отличается от Нового Завета. То, что велит делать иудейский бог Яхве, и чему учит Иисус, — небо и земля. Первый говорит: «Да усладит себя честный человек отмщением, да омоет он руки кровью врага своего», второй призывает не отвечать на насилие насилием. И эти заветы непримиримы по сути.
Христа не случайно многие богословы и светские ученые склонны считать первым философом. Его речь образна и афористична, а также притчеобразна. Притча – типичный жанр для Евангелия. Что же это за жанр?
Короткий рассказ с нравоучительной концовкой – такое определение можно дать классической притче. Причем основное содержание притчи может носить бытовой, приземленный характер – для того, чтобы материал был ближе и понятнее читателям или слушателям. Близок к притче литературный жанр басни.
Во второй половине жизни в Толстом словно «проснулся» моралист. И этот моралист стал теснить писателя. Толстой решил, что его дело – учить, просвещать, наставлять, внедрять в умы общественно-полезные идеи. Он много сделал на этом поприще. И труды бесследно не прошли. Каждое слово Толстого мгновенно разлеталось по стране и миру. Этого слова ждали и боялись. В Ясную Поляну потянулись многочисленные просители и паломники. Она стала одним из центров духовной жизни России рубежа XIX-XX вв.
Отойдя от больших эпических форм, перестав писать повести и романы, Толстой сосредоточился на «малых» жанрах, притчах и рассказах. Может показаться, что он разменивался на пустяки. Это не так. Талантливо написанный короткий рассказ может врезаться в память куда глубже, чем книга в несколько сотен страниц объема. На узком «пятачке» рассказа или притчи легче привлечь внимание читательской аудитории, заставить ее сопереживать и размышлять.
По счастью, моралист не убил в Толстом писателя. Когда он составлял «Круги чтения», излагал для детей учение Христа, то не ограничивался простым пересказом библейских сюжетов. Во всех сюжетах Толстого интересовала нравственная подоплека. «Человек слаб» — напоминает Толстой. Но человек бывает и силен. Силен духом, верой, надеждой и любовью к ближнему. Именно таких персонажей для своих новых произведений Толстой и старался выбирать.
Притча – «малый» жанр. Ее основное содержание может умещаться на странице. Обратимся к конкретному произведению – «Апостол Иоанн и разбойник». Действие отнесено ко времени после кончины Христа. В прологе говорится об учениках-апостолах, которые после смерти Иисуса отправились проповедовать его учение в разные земли. Вводится основной персонаж – любимый ученик Христа Иоанн. Завязка сюжета – Иоанн обращает внимание на юношу из толпы. Его вердикт: «душа у него горячая, но нет у него веры». Иоанн препоручает юношу заботам местного епископа. А тот к вопросам веры относится слишком формально: окрестил – и забыл. И молодой человек сбивается с пути истинного. Кратко рассказывается история его грехопадения. А для Иоанна он остается «сокровищем». Так метафорически обозначена заблудшая душа, которую он решил спасти. Узнав, что теперь юноша – атаман разбойников, апостол ищет и находит его. И возвращает в лоно церкви и веры, даже рискуя жизнью. И дай Бог каждому из нас такого поводыря! Синтаксис притчи прост. Органично сочетаются диалог, несобственно-прямая речь и повествование. Толстой избегает употребления эпитетов-прилагательных. Вместо них преобладают глагольные зачины. Благодаря им одна картина быстро сменяет другую. Поэтому у возможного читателя или слушателя нет возможности устать или отвлечься. Всё в притче работает на конечный результат – донести нравоучительную идею для крестьянской аудитории. Вся психология убрана в подтекст. На поверхности только внешняя канва событий. Впрочем, в текстах канонического Евангелия – точно также.
Толстой был далек от идеализации крестьянства. Но он прекрасно знал, на каком языке с простым мужиком следует разговаривать. И каким языком писать для этой аудитории. Материалом для авторских притч ему служили народные легенды и апокрифы, а также бытовые случаи, свидетелями которых нередко становился и он сам. В круг детского чтения давно и прочно вошли такие толстовские миниатюры как «Филиппок» и «Косточка», а также притча «Отец и сыновья».
Они еще более коротки, нежели те тексты, где Толстой еще старается следовать священным первоисточникам. Например, в «Отце и сыновьях» прилагательных почти совсем нет. Одни глаголы: «приказал», «велел», «развязал», «велел сломать». Взяты контрастные персонажи, хотя и являющиеся членами одной семьи. Следовательно, притча построена на антитезе (противопоставлении). Родство по крови далеко не всегда обозначает родство по духу. Отцу приходится прибегать к примеру бытового характера, чтобы донести до взрослых уже сыновей простую истину: только тех, кто держится вместе, невозможно разбить и разлучить. Может быть, напрасно Толстой объясняет прописные истины там, где читатель и сам в состоянии дойти до главной мысли собственным умом, но это уже придирки человека нашего времени. Следует учесть, что крестьяне были ориентированы не на чтение литературных произведений, а на практическую деятельность, на земледельческий календарь.
Мировоззрение позднего Толстого – это пестрый калейдоскоп из христианства, буддизма, конфуцианства и многих других течений религиозной и этической мысли. Поэтому не стоит удивляться тому, что в притчах Толстой выводит не только грешников и праведников, но и восточных царей и их рабов, как, например, в притче «Вражье лепко, а божье крепко». Как и в Священном Писании, у Толстого убрана в подтекст вся психология. На поверхности – только событийный ряд. Внутренняя работа ума и сердца того или иного персонажа читателю остается неизвестной. Но такова притча как жанр – в ней есть завязка бытового характера, развитие действия, намеченное несколькими предложениями, кульминация и итоговое нравоучение. Она может показаться простой и даже примитивной нам, современным читателям. И трудно понять, насколько она была эффективна и доходчива до неграмотной массы, до подрастающего поколения. А так было!
